Эдуард Трошин — журналист из Беларуси, который сбежал в IT прямо через окно офиса государственной газеты в Минске. В свои 45 лет он, несмотря на нелюбовь к математике и «гуманитарный» склад ума, не только занимается IT-журналистикой, но и осваивает сложные языки программирования.
Студенческие годы и первая работа
Эдуард, расскажите про ваше детство
— Я родился в 1969 году в Минске, папа — инженер снабжения, мама — преподаватель школы. Увлекался русской литературой и языком, немного историей. Физику и математику, как и преподавателей этих предметов — ненавидел. Вообще не понимал, зачем они нужны.
До седьмого класса я только и делал, что читал. У меня были достаточно строгие родители, которые не давали спуску. Да и компьютеров еще не было. Наверное, тогда я и начал понимать, что хочу стать журналистом, начал писать юмористические рассказы. Учительница зачитывала их в классе и говорила, что они не идеальные, но за старания ставила хорошие отметки.
Уже где-то с 13 лет я писал заметки в газеты, хоть и делал это нерегулярно — начался «хулиганский» возраст. Читать тоже стал меньше. О поступлении я, естественно, совершенно не думал и не пошел бы вообще никуда, если б мать меня буквально за шкирки не затащила в Пединститут, сделав логопедом.
В институт я поступил в 1987 году. Ходил туда «механически», учась лишь между встречами, друзьями, шашлыками, походами и девушками. После окончания не помнил, наверное, половину программы — как бывает с любым институтом, ведь настоящие знания приходят на практике. И хотя тогда он казался мне бесполезным, со временем я все-таки понял, что закончил его не зря.
Потом был перерыв на службу в Советской, тогда ещё, армии. В пединституте не было военной кафедры, поэтому, мне, как и всем военнообязанным гражданам союзных республик, пришлось отдать свой воинский долг тогдашнему государству.
Почему вы не пошли учиться на журналиста?
— Во времена СССР это было практически невозможно. Был огромный конкурс — поступить можно было либо по очень большому везению, либо по большому блату. У меня не было ни того, ни другого. К счастью, сейчас с этим стало намного проще.
Какой была ваша первая работа после института?
— Работал логопедом, но совсем недолго — до начала 1997 года.
В 1994 году у нас с друзьями был небольшой бизнес — мы организовали производство мебели под Минском. Советские фабрики выпускали страшные диваны, а мы начали делать красивые, современного вида, обшитые классными обивочным материалом. Тогда бурлило предпринимательство. Не было никаких бюрократических проволочек, никто нигде не регистрировался, и все что-то делали.
Как вам в голову пришла эта идея?
Это было очевидно. Мебели не было. Когда я разместил в газете рекламное объявление «Продаю новую мебель — мягкий угол с двумя креслами» и добавил фотографию, мне звонили практически непрерывно, с
И вы сами тоже делали мебель?
— Да. У нас в коллективе были люди с фабрики — они нам всё показали. И благодаря этому я, по крайней мире, научился делать что-то руками. Журналисты — никчемные люди, ни черта делать не умеют. Попроси забить гвоздь — поднимают руки. В этом отношении мне легче общаться с людьми, которые не ограничиваются сугубо профессиональными навыками.
Чем все закончилось?
— С одной стороны начало вмешиваться государство, требуя бесконечных регистраций. Кроме того, возросла конкуренция. Стало появляться столько мебели, что продавать свои поделки было нереально. Кроме того, появились крупные компании, да и старые госпредприятия перепрофилировались. К концу 1996 года наш бизнес заглох. Тогда я и пошел работать логопедом.
Но через год я понял, что это всё бесполезно. Логопед в детском саду получал 22 доллара в месяц. Для сравнения, хорошей зарплатой тогда считалось 50 долларов, 70 — было совсем круто. Поработав логопедом год, я параллельно продолжал писать в газеты. В определенный момент мой гонорар стал больше, чем две моих месячных зарплаты, и я ушел.
Как называлась ваша первая газета?
— «Частная собственность» — сейчас её нет. Потом была нашумевшая в свое время «Белорусская деловая газета», где я уже стал работать над серьёзными статьями о промышленности и торговле. Зарплаты не получал, только гонорары. Я считал, что мне очень повезло, что туда брали мои слабенькие материалы. Там были хорошие редакторы, и у меня появились командировки — это способствовало развитию мастерства.
Со временем я устроился в газету ведомственного транспортного издания, где при небольшой зарплате была серьёзная трудовая дисциплина (на работу к восьми, отлучаться без разрешения нельзя). Дисциплина и запись в трудовой — это всё, что я тогда приобрел. Но зато, хоть и на бумаге, я впервые стал настоящим журналистом и стал спокойно работать.
В каком смысле спокойно?
— Это была штатная работа. Есть план, есть указания — ты их выполняешь и трудишься, занимаясь творчеством, а не поиском пропитания или подработки.
Вы чувствовали, что нашли свое призвание?
— На тот момент чувствовал, что нашел, хотя меня и поругивали за качество материала. Вот вы, я почитал, пишете лучше. Дело в том, что я действительно долго учился этому ремеслу. Хулиганское детство, бурное студенчество и мебельный бизнес забирали много времени, и я писал нерегулярно. Наверное, надо было с 13 лет не бросать пера.
Как долго вы продолжали писать?
— До недавнего времени. Я сейчас работаю редактором в одном корпоративном издании крупной компании в Минске и спокойно занимаюсь творчеством. Сейчас газет-то толком уже нет. Где их найдешь? В нашем Доме печати есть несколько — там высокая зарплата, но постоянно идут сокращения, трудности нарастают. Я на своем месте пока их не ощущаю.
Насколько сложно быть журналистом в Беларуси?
Если не нарушать некие правила, которые как бы витают в воздухе, то журналистом в Беларуси быть легко.
— И тем не менее, я ушел из экономики и политики — эти темы очень трудные и, как ни крути, чреваты неприятностями. Если, даже работая в независимой прессе, неосторожно затронуть какую-нибудь тему, можно создать себе проблемы. Я с этим сталкивался.
Ещё со времен работы журналистом я понял, что держать аккаунты в соцсетях — опасно. Из-за очередной статьи тебя могут найти недоброжелатели. Одно неудачное слово, особенно если ты журналист, разлетается мгновенно. Те, кто тебя знают, скажут: «О, вот журналист, он сказал!» — и как полетело — не остановишь. Удаляй — не удаляй, понаделывают скриншотов, и всё.
С чего началось ваше знакомство с IT?
— В некоторых школах с математическим уклоном были примитивные компьютерные классы, куда мы иногда ходили. Там были персональные компьютеры немецкого производства с черно-белым экраном, всё в текстовом режиме. Есть люди, которые легко разбираются в технике. Я на это смотрел как на чудо, но понять ничего не мог.
Первый компьютер появился у меня в 2000 году, спустя 13 лет после окончания школы.
IT-журналистика
Как вы пришли в IT-журналистику?
— Пришел случайно. Купил газету, увидел объявление: «ищем авторов», позвонил. Оказалось, «Компьютерные вести» искали внештатников. Мне к тому времени уже порядком надоело писать о счастливых слесарях, довольных жизнью монтажниках и сварщиках, с улыбкой глядящих в будущее. Поэтому я согласился, тем более, что в это время тематика IT была на большом подъеме.
Шел
Обнаружив, что ведомственная газета не содержит того, что я привык делать — интервью и бесед со специалистами о развитии IT-технологий у нас в стране, я взялся за эту тему, так что вскоре и там появились такие статьи.
Я одновременно работал ещё и на телевидении, поэтому иногда, чтобы посетить презентацию или принять участие в съемках телепрограммы, мне приходилось сбегать из своей ведомственной газеты прямо через окно — просто так меня не отпускали. Но когда я стал удаленно работать на одну из крупнейших и старейших московских газет «Гудок», проблема нехватки времени отпала.
Это было очень кстати, потому что иногда проходило до пяти презентаций в неделю. Причем, проводились они часто даже не в Минске, а в Москве или ближнем зарубежье, куда нас возили компании, заинтересованные в публикациях. Intel — на поезде, а Bosch, например, на «Боинге». Как правило, приглашающая сторона оплачивала проживание и банкеты в ресторанах — много было впечатлений.
К 2005 году IT-журналистика стала уже полноценной отраслью. Появилось множество различных СМИ — как онлайн, так и бумажных, в том числе «Компьютерные Вести» и «Компьютерная газета». Позже вышли «Компьютерра», «Человек и интернет», «Мой компьютер», «Мой интернет». Тогда ещё никто не знал, что через несколько лет эра IT-журналистики завершится.
Старт в программировании
Как вы пришли к программированию?
— Технологии стали моей любимой темой. В конце концов я понял, что мне нужно хорошо в этом разбираться. А значит, нужно как-то осваивать эту тему.
Первые мысли об этом стали появляться в 2009 году, когда я посещал различные вузы, где брал интервью и делал репортажи. Там были недорогие факультеты, но у меня ещё не было отчетливого желания идти учиться.
В 2011 я пытался изучать программирование самостоятельно, но у меня ничего не вышло.
С чего вы начали обучение?
— С PHP. Я думал, что раз он самый легкий, значит, я его сейчас и выучу. Но дальше понимания того, что такое переменная и что ей можно что-то присвоить я не пошел.
Усилием воли я прочитывал книжки толщиной по 700 страниц, но не понимал ровным счетом ничего. Я тогда считал, что должен выучить всё сам, и в этом была большая глупость.
В 2013 я пошел на курсы по С. Мой приятель-журналист составил мне компанию, и мы с энтузиазмом грызли гранит IT. Но где-то через месяц, поняв, что у него ничего не получится, приятель остыл.
На курсах я ничего не понял, начал разбираться только через 3 месяца интенсивной самостоятельной работы по пройденным материалам. Бывало, сидел по
Но С — язык не из легких!
— И тем не менее я сделал правильный выбор — C лежит в основе того же PHP, Java, C#. У этих языков много общего. Кроме того, мне стало интересно настоящее программирование, которое состоит из алгоритмов, математики, которую я раньше терпеть не мог. Я стал кодировать формулы, и даже начал появляться результат.
На какие ещё курсы вы ходили?
— Первые курсы по C длились 2 месяца. Через три месяца я пошел на Java длиной в 1,5 месяца, а затем, через год, снова на Java — тоже на 1,5 месяца.
На курсах сразу видно, кто есть кто. Вначале ведь все оказываются в одинаковой ситуации. Приходит, допустим десять человек, из них через месяц остается пять, а к концу только один понимает, о чем идет речь. И я не был этим одним.
У вас не было депрессии, желания все бросить?
— Да я вообще запил! Но, правда, раньше — ещё в 2011. Когда понял, что мне это трудно дается. Но потом, конечно, выпивку бросил: это не моё. В это же время случайный человек дал мне совет: «Чего ты мучаешься? Хочешь освоить — иди на курсы, получай образование, хотя бы самое простое». Это меня сильно подтолкнуло.
У вас есть основная работа. Когда вы уделяете время программированию?
— В течение рабочего дня это, конечно, затруднительно. Бывает, что и время есть, но вокруг такая суета, что сложно сосредоточиться. Тогда как это дело требует адской концентрации — нужно от всего отрешиться и уйти в задачу с головой. Один знак равенства или минус может отнять несколько часов. Поэтому я сажусь либо рано утром, либо поздно вечером. А иногда — и так, и так, лишь бы сил хватало. У меня другого выбора нет.
На выходных вы тоже учитесь?
— У меня больной отец, я езжу за город, помогаю ему жить. Беру с собой ноутбук — там занимаюсь. Раньше даже в транспорте сидел, читал с планшета, но сейчас перестал — на глаза влияет. Да и если выдается дома свободная минутка (например, когда мои спят) — я закрываюсь и работаю. Бывает, в голову ничего не идет, но потом как вцепишься в задачу — и работаешь, пока не добьешь.
Вы уже пробовали искать работу?
— Работу пока не искал, так как чувствую, что ещё не готов. Одно дело — прийти в 45 с опытом и навыками и сказать: «Я умею то и это», и совсем другое — идти в таком возрасте на позицию джуниора. Да и молодым сейчас тоже нелегко — время не то. Это пару лет назад можно было претендовать на работу, просто прочитав книгу по ООП. Сейчас программистов стало больше, требования к ним выше. Профессия становится популярной. Да и нанимают в основном молодые команды, которые хотят к себе молодых. Хотя я знаю компании, где трудятся люди моего возраста, но те уже что-то умеют, им есть что продемонстрировать. Но рано или поздно я своего добьюсь, это лишь вопрос времени.
Как семья относится к вашему желанию сменить профессию?
— С некоторым скепсисом, честно говоря. Они понимают, что это будет непросто, и посматривают на меня с недоверием. С другой стороны, они уже увидели, что человек действительно ответственно и подолгу занимается, поэтому не трогают. Поначалу посмеивались, а теперь уже, так скажем, с опаской обходят — мало ли что, запустит ещё чем-нибудь.
Вы готовы все бросить и пойти в программирование? Скучать по нынешней работе не будете?
— Вы знаете, это то дело, по которому можно не скучать — есть «Компьютерные вести», «Хабрахабр», есть ваше замечательное сообщество, куда всегда можно написать что-нибудь полезное и интересное, если вдруг душа ляжет. Да и мои последние статьиведь тоже написаны не потому, что я хотел сильно заработать. Даже это интервью, я надеюсь, будет для людей полезным.
Около полугода я совершенно бесплатно был лаборантом у преподавателя в клубе начинающих программистов. Я выбирал задачи, писал код, подсказывал что-то студентам, сам для себя кое-что подтягивал — немного С, чуть-чуть C#.
То есть для вас IT — это хобби?
— Можно и так сказать. После работы я с большим увлечением шел в этот клуб, где занятия длились по три часа — мы довольно-таки серьезно занимались. Я приходил практически на каждое занятие, у меня было несколько решенных проектов, и я всем желающим объяснял то, что уже знал сам. Тогда я понял, что не очень-то люди хотят что-то менять в своей жизни.
Даже те, кто приходят на курсы?
— Да. Затея с программированием многим кажется интересной, если говорить о зарплатах. Но когда становится понятно, чего это будет стоить, через месяц-два люди просто уходят.
У вас в Беларуси ощущается «культ» программирования?
— Да, у нас на ведущих сайтах постоянно обновляется градация зарплат разработчиков, и конечно, люди это видят. Были случаи, когда журналисты реакционного толка буквально набрасывались на сообщество программистов, выступая на профильных ресурсах с разгромными статьями о том, что нужно «раскулачить этих программистов» и о том, что ПВТ (Парк высоких технологий) незаслуженно получает преференции, пока учителя мерзнут и дохнут с голоду без зарплаты.
Но это проистекает из того, что разница очевидна. Программист в своей работе гораздо свободнее представителей других профессий: учитель не поедет работать в Америку.
Что вам показалось самым сложным в программировании?
— Самое сложное — сам процесс освоения. Это то, что отпугивает большинство людей. Нужно заставлять мозги работать, думать. Это больно, и этого не хочется — все хотят жить, напрягаясь по минимуму. Тогда как программирование — это адская работа для мозгов.
Насколько сложнее, чем, например, журналистика?
— Я не могу судить объективно, потому что работаю в журналистике уже большую часть жизни. Мне тоже было трудно, но так, как в программировании — никогда. Все-таки в журналистике у меня наработанный список штампов, я мог ими забить всю статью — от начала до конца — и её еще, наверное, будут читать. С программированием так не получится.
Что бы вы посоветовали тем, кто решил сменить профессию?
— Одним надо посоветовать одно, другим — другое.
Гуманитариям я бы посоветовал не париться.
Потому что вряд ли они сподвигнут себя на такие усилия, чтоб пройти такой тяжелый путь. Им всегда будет трудно в технической среде. На простую задачу, которую технарь расколет за две минуты, уйдет неделя. Я сам гуманитарий, поэтому понимаю, что мне всегда будет трудно с этой работой. Но я уже вложил много времени.
Захочет ли человек начинать с нуля? Хорошо в 18 пойти в институт, когда впереди масса времени. Но когда становишься старше, то начинаешь задумываться: «А надо ли мне это?», «Вдруг не получится?» — ведь пройдет еще 10 лет, и уже пенсия. Может так оказаться, что это всё зря. Поэтому нужно смотреть: если за
Проблема в том, что люди в принципе не хотят учиться.